Нечет
Пользователь
Вне Форума
Я люблю наш Форум!
Настрочил: 220
|
Статья от Бурланов, из рассылок, любопытна и, на мой взгляд, достойна внимания.
"Представьте, что вы впервые в жизни увидели шахматы. Вам предлагают сыграть партию, выбрав себе фигуры — черные или белые. Но у вас нет предпочтения к тому или иному цвету, поэтому берете наугад, скажем, черные. Теперь они — свои, ваша семья, а белые, соответственно, - чужаки, враги. Начинается игра... Что происходит в вашей душе? Нарастает ощущение неприязни к «противнику», страх перед ним, желание разгромить его, уничтожить. Хотя это всего лишь безобидные деревяшки. Посмотрим с этой точки зрения на социальные, человеческие игры — в большом и малом масштабе... Как говорится, «...все это было бы смешно, когда бы не было так грустно». Итак, чтобы возлюбить или возненавидеть кого-то, нужно назначить его на роль своего возлюбленного или ненавистного. Этикетки расклеены, можно приступать к игре под названием жизнь. Венчаемая, естественно, смертью, ибо шахматная доска рано или поздно закрывается, и белые с черными лежат там в обнимку, освободив шахматиста от потребности расставлять метки. Все это настолько очевидно, что, казалось бы, стоит ли тратить время, чтобы возвращаться к данной теме? Но проверьте себя: нет ли у вас предпочтительности по отношению к окружающим, не сортируете ли вы их на тех, кого готовы обнять, и тех, кто достоин вашего отрицания?.. О том, как возникают в нашем сознании эти игровые соотношения, повествуют, в частности, Э.Аронсон, Т.Уилсон и Р. Эйкерт,авторы книги «Социальная психология. Психологические законы поведения человека в социуме», изданной «ПраймЕврознаком» в Питере в 2002 г. Приводим в сокращении статью из этого сборника.
Эффект Бенджамина Франклина
«Мы любим людей не за добро, которое они нам сделали, а за то добро, которое мы сделали для них». Лев Толстой.
Очевидно, что когда нам нравится человек, то мы (…) по-доброму с ним обращаемся, оказываем всяческие услуги, тепло и радостно ему улыбаемся. Если он нам не нравится, мы ведем себя с ним не так хорошо, избегаем, плохо отзываемся о нем или даже унижаем. Но что происходит, когда мы оказываем человеку услугу? Скажем, если мы испытываем побуждение оказать услугу человеку, которого мы не любим, - после этого понравится ли он нам больше? Или меньше? (...) (…) Более чем за 100 лет до замечания Толстого (см. эпиграф), Бенджамин Франклин признавался, что применил эту мудрость как политическую стратегию. Когда Франклин был членом законодательного органа штата Пенсильвания, его беспокоила политическая оппозиция и очевидная враждебность одного его коллеги-законодателя. Поэтому он решил с ней бороться. «Я не... хотел завоевать его расположение, оказывая ему рабское уважение, но через некоторое время воспользовался другим методом. Зная, что у него в библиотеке есть очень редкая и интересная книга, я написал ему записку, выразив желание посмотреть эту книгу и попросив его сделать мне одолжение и дать мне ее на несколько дней. Он тут же ее прислал, и я вернул ее через неделю, выразив в записке свою признательность. Когда мы в следующий раз встретились в палате представителей, он стал разговаривать со мной (чего раньше никогда не делал) и вел себя крайне любезно; и впоследствии он всегда выказывал готовность оказать мне помощь, так что мы стали большими друзьями и наша дружба продолжалась до самой его смерти. Это еще один пример, когда подтвердилась старая максима, которая гласила: «Тот, кто однажды сделал для вас доброе дело, охотнее сделает для вас еще одно, чем другой, кому вы сами сделали одолжение». (Автобиография Бенджамина Франклина, издана J. Bigelow, pp. 216-217.) Бенджамин Франклин был, безусловно, доволен успехом своей явно манипулятивной стратегии. Предположим, вы оказываетесь в ситуации, когда можете протянуть руку помощи вашему знакомому, но вы спешите или вам неудобно, вы отказываетесь. Как вы считаете, каким образом ваш отказ или невнимание повлияет на ваши чувства по отношению к этому человеку? (…) Несколько лет назад, во время разгара войны во Вьетнаме, один из нас (Эллиотт Аронсон) нанял молодого человека, чтобы покрасить свой дом. Эллиотт вспоминает: «Маляр оказался добрым милым человеком, он закончил среднюю школу, пошел служить в армию и воевал во Вьетнаме. Покинув армию, он занялся малярным мастерством и был хорошим и надежным ремесленником и честным бизнесменом. Мне нравилось работать с ним. Однажды, когда мы пили кофе в перерыве между работой, заговорили о войне и об оппозиции, особенно в местном университете. Вскоре стало очевидно, что наши мнения на эту тему резко расходились. Ему казалось, что американская интервенция была разумной и справедливой и могла «гарантировать установление демократии во всем мире». Я считал вьетнамскую войну очень грязной, я говорил о том, что мы убивали, калечили и причинили страдания тысячам невинных людей; когда мы сбрасывали напалмовые бомбы, то гибли старики, женщины, дети — люди далекие от войны и политики. Он долго смотрел на меня; затем мило улыбнулся и сказал: «Черт, доктор, это не люди; это вьетнамцы! Они — выродки». Он произнес эти слова сухо и беззлобно. Я удивился и похолодел, услышав такой ответ. Интересно, как могло получиться, что этот по-видимому добродушный, здравомыслящий и мягкий парень мог сформировать такую установку. Как он мог исключить из человечества целую нацию? В следующие несколько дней, когда мы продолжили наш диалог, я познакомился с ним поближе. Оказалось, что во время войны он участвовал в боевых действиях, ему приходилось убивать мирных вьетнамских граждан. Постепенно выяснилось, что сначала его мучило чувство вины — и мне пришло в голову, что такая установка по отношению к вьетнамцам помогала заглушить это чувство. Так, достаточно ему было убедить себя, что вьетнамцы — не совсем люди, и он уже не ощущал такого ужаса при воспоминании о страданиях, которые он им причинил: это, пожалуй, избавляло его от диссонанса, вызванного несоответствием его поступков и представлением о себе как о порядочном человеке.» (...) Предположим на мгновение, что все люди, которых он убил и ранил во Вьетнаме, были хорошо вооруженными солдатами вражеской армии (...). Как вы думаете, испытывал бы этот человек, служивший во Вьетнаме, столь же сильный диссонанс? Мы думаем, вряд ли. Когда солдат сражается с солдатом вражеской армии, возникает ситуация «я или ты»; если маляр не убил солдата вражеской армии, то солдат вражеской армии мог бы убить его. Таким образом, причинение боли или убийство никогда не воспринимается человеком легко; и тяжесть вины не будет так велика, если жертва — не безоружный мирный житель, ребенок, женщина или пожилой человек. (…) во время войны солдаты испытывают потребность унижать свои жертвы из мирного населения (так как эти люди не могут свести с ними счеты), в отличие от жертв среди военных. Более того, через несколько лет после разговора Эллиотта с маляром похожие события можно было наблюдать во время суда над лейтенантом Уильямом Келли за его роль в убийстве мирных обитателей деревни Мей Лай во Вьетнаме. Во время своего продолжительного и подробного обследования психиатр, занимавшийся этим случаем, пришел к выводу, что лейтенант не считал вьетнамцев людьми. (…) систематическое исследование в этой области показывает, что люди не могут совершать акты жестокости и оставаться такими как были. Мы никогда не можем быть абсолютно уверены в том, почему лейтенант Келли и тысячи других американских военных пришли к выводу, что вьетнамцы — не люди, однако разумно предположить, что когда человек участвует в войне, в которой убивают невинных, он может пытаться унижать жертв для того, чтобы оправдать свое соучастие в этих действиях. Он подшучивает над ними, относится к ним как к «уродам» (...). Ирония в том, что успешное обесчеловечивание жертвы действительно обеспечивает продолжение и даже эскалацию жестокости. Гораздо легче причинить боль или убить нелюдей, чем причинить боль или убить человеческое существо. Таким образом, этот способ избавиться от диссонанса приводит к трагическим последствиям: он увеличивает вероятность того, что жестокости, которые люди собираются совершить, возрастают или усиливаются. Образуется бесконечная цепь насилия, за самооправданием (в форме обесчеловечивания жертвы) следует более жестокое насилие и еще более интенсивное обесчеловечивание. Точно так же могут происходить невероятные акты жестокости — например, «окончательное решение» нацистов, которое привело к убийству 6 миллионов евреев в Европе. К сожалению, жестокости не остались в прошлом — они свежи, как сегодняшняя газета." __________________
|