al_g
|
Re: И РАВНОДУШНО СМОТРЯТ НЕБЕСА
Ответ #3 - 26.11.2004 :: 08:55:15
«Прессы»
Весьма интересно течение времени в тюремных стенах. У меня возникало ощущение, что оно иногда словно останавливалось. Особенно это было характерно в первые недели, когда в душе продолжала еще теплиться абсолютно бредовая надежда, что «добрые дяденьки милиционеры» во всем разберутся и меня «закажут с вещами» на свободу. Вы не можете себе представить, в каком экстремальном режиме работает мозг подследственного! И даже если кто-то внешне умеет себя сдерживать и не показывать своих чувств, в его голове все равно творится несусветное — беспрерывно просчитываются варианты ответов следователю, возникают картины бедственного положения родных, бесконечные домыслы о том, что же там наговорили твои подельники и тому подобное. Все это ни на секунду не дает расслабиться, и единственным действенным развлечением, кроме телевизора (основное время просмотра уходило на попытки настроить каналы с помощью ни черта не берущей антенны, удлиненной шнуром от кипятильника), у нас были разговоры «за жизнь» и споры на самые разнообразные темы, иногда заканчивающиеся легкими ссорами. Кстати, все обитатели хаты, словно сговорившись, бережно поддерживали порядок и спокойствие, прекрасно понимая, что многим было достаточно легкой искры, чтобы наделать бед себе и окружающим. И это, не смотря на то, что психологическая атмосфера в камере, где вынуждены сидеть вместе несколько человек, которые на свободе не встретились бы вместе даже в своих самых кошмарных снах, мягко говоря, не совсем располагает к закадычной дружбе.
Но иногда царящая в камере мирная атмосфера могла быть нарушена спровоцированными действиями одного из заключенных. Нервы у всех на пределе, и поэтому очень сложно было определить, когда же человек дойдет до того самого предела, за которым у него «падает планка». Провокатором зачастую выступает «курица», мастерски столкнув сокамерников лбами. Внимательно следя за разгорающимися страстями, «курица», вовремя вмешавшись и «разведя рамсы», приобретает очередной довесок к своему авторитету в камере. Хорошо еще, если стукач был подсажен к вам в камеру с целью простого выведывания информации, а не имел совсем другого задания от оперчасти. В свою очередь оперчасть получает задание от следователя или судьи, которым необходимо создать одну из ситуаций, способных каким-то образом повлиять на ход следствия или судебного разбирательства. Это может быть все, что угодно. Например, вы не признаете свою вину и не сдаете своих подельников. Тогда опера рано или поздно устроят вам «пресс». Для этого у них существует целый джентльменский набор. Для начала «карусель»: в течение недели-двух каждый день вас заказывают с вещами и бросают в разные хаты. Давление на мозги жуткое. В тюрьме имеет огромное значение стабильность вашего бедственного положения, какое-то внутреннее самоуспокоение за счет обустройства в одной из камер, привыкания к ее обитателям, налаженности отношений с ними. И вдруг все рушится в одночасье. Вы понимаете, что это не просто так, но уже до чертиков надоело каждый раз по новой рассказывать о себе, отвечать на вопросы, прыгать с нары на нару, собирать свой нехитрый скарб и снова его раскладывать. Но это еще не все: с «тройников» могли бросить на первый корпус, т. е. перевести из более-менее сносных условий существования в невыносимый кошмар общей хаты. Меня, Стасова и Знаменного, эта участь минула, но Черноусов таки попал почти на месяц на первый корпус… Рассказывал, что когда вернулся на «тройники», радовался, словно вышел на свободу. Опять же, ваши продуктовые передачи, которые от таких переездов моментально испарялись. При «карусели» опера обычно выбирают камеры, которые по большей части одна хуже другой, в которых сидят «галимые» подследственные — ни табака, ни чая, ни передач. Естественно, за знакомство приходилось выкладывать на общак часть своих запасов, а то и все, что было. (Гораздо позже я узнал, что многие просто договаривались с операми, чтобы им в камеру забросили кого-нибудь, кто получает дачки). Мне «карусель» устроили в ходе судебного разбирательства, как раз перед дачей мною свободных показаний, к которым мне нужно было подготовиться особенно тщательно. За две недели я поменял четыре камеры, потом был небольшой перерыв, и за неделю — еще три. Это им не помогло, и тогда при очередном шмоне в моих брюках «нашли» купон достоинством в 100.000… Я прекрасно знал, кто мне его подкинул, знал и опер, закрепленный тогда за нашей хатой, но, улыбаясь, сказал, что это хранение неположенного, и он должен отреагировать — 10 (!) суток карцера. А у меня в суде свободные показания… Но о карцере я расскажу в свое время.
Следующий способ прессинга — переезд в «пресс-хату». Вы попадаете в камеру, в которой сидят 2-3 человека, и которые давно продались оперчасти за какие-то блага и теперь активно на нее работают. По большей части это бывшие спортсмены со здоровенными кулаками. Здесь снова присутствует задание оперов: самым легким будет создание невыносимых для вас условий жизни, в результате чего вы будете стучаться в дверь и просить попкаря позвать опера, чтобы он вас перевел в другую камеру («выломитесь из хаты»). А опер уже, рассказывая вам как это трудно сделать, пообещает помочь, если вы дадите показания на того-то или такие-то. Самым тяжелым последствием может быть так называемое «опускание». Классический вариант — избиение при посещении бани и обливание мочой. После этого по тюрьме быстро распускается слух, что такой-то — «опущенный» (для «опущенного» есть еще одно название — «невыебанный петух»). После этого, даже зная, что человека насильно «опустили» в «пресс-хате», никто из заключенных ни в СИЗО, ни в зоне не подаст ему руки и не сядет с ним за стол — назад дороги нет. В тюрьме закон простой: лучше сдохни, но не дай себя в обиду. Кстати, уписаться или опорожнить кишечник от боли при пытках тоже считается недопустимым («бочиной»), и «запоровший бок» сразу переходит в разряд «обиженных». Более подробно об этой ступени тюремной иерархии я расскажу в соответствующей главе.
В принципе, в «пресс-хате» могут срежиссировать и убийство неугодного подследственного. Но это уже серьезное ЧП и все нужно обставить так, чтобы это выглядело несчастным случаем. За время, когда я находился в Харьковском СИЗО, ничего подобного не произошло, но старожилы рассказывали, что самоубийства в «пресс-хатах» в прошлом были не такой уж и редкостью… Повторяю: все зависит от задания, поставленного «курам» операми.
И еще один из вариантов. Время от времени закрепленный за хатой опер дергает ее обитателей на разговор. Попкарь открывает дверь и звучит команда: «По одному!». Ага, понятно, пришла «оперетта». Здесь преследуется сразу две цели: выслушать жалобы заключенных так сказать с глазу на глаз и получить донесение от «курицы». В камере, где понятия не имеют о подсадном стукаче (например, у нас в течение первых недель), долгую задержку кого-то из сокамерников не комментировали вообще. Потом мы знали, что на того, кто задержался дольше всех, может упасть подозрение. И опера специально могли долго разговаривать с кем-то, после чего «курица» начинала сеять в умах сокамерников сомнения: «Слышь, братуха, что-то ты долго с опером базарил… Ты, часом, не барабанишь на оперчасть?» Причем провокатор прекрасно отдавал себе отчет, что подследственный не бросится после этих слов на него с заточкой — он первый раз в тюрьме и понятия не имеет, как теперь отмываться. Продолжения обычно не следует, все сводится к шутке, но дело сделано, и сокамерники уже косо посматривают на соседа. Традиции
Говорить о традициях в тюрьмах — дело неблагодарное. Многие из старых каторжан, кто кочевал по тюрьмам и пересылкам еще в «совковые» времена и имеет огромный опыт и знания уголовного мира, всегда может уличить меня в неточностях. Поэтому хочу предупредить сразу: рассказ пойдет о нравах и обычаях, принятых в Харьковском СИЗО в период с 1992 по 1994 годы. Что там происходит сейчас — не знаю, и не имею ни малейшего желания узнавать.
Тюрьмы и зоны в СССР делились спецконтингентом на «красные» и «положенские», в зависимости от того, какая там была «постанова» (внутреннее управление, власть) — «мусорская» или «блатная». То есть если в тюрьме или зоне воровская верхушка («положенцы») чувствовала себя привольно и начальство относилось к ней терпимо, то учреждение считалось «положенским», «на положении». Если же братву «щемили», то о тюрьме или зоне говорили, что она «красная».
Харьковское СИЗО можно назвать «багрово-красным». Здесь поломали многих уважаемых авторитетов. Попасть в Харьков для известных в уголовном мире личностей еще при «советах» считалось рискованным. После нашего «Белого лебедя» авторитета тщательно проверяли на предмет порочащих его «бочин». Естественно, братва «суетилась» и из общака выделялись деньги на то, чтобы «положенца» приняли на должном уровне все ступени тюремной иерархии, в том числе и администрация. Но она-то как раз и была самым ненадежным звеном, не смотря на известную любовь к «левым» денежкам. И, если на лапу давали недостаточно или что-то там еще не срасталось, вора в законе могли встретить совершенно по-другому. При мне был случай, когда один из таких крещеных еще где-то на Соловках, имел неосторожность потребовать от «гражданина начальника» чего-то лишнего. Вместо теплой камеры на тройниках с как минимум тремя «хозяйственниками» и хорошими дачками, он был моментально водворен «на подвал» (в карцер, штрафной изолятор — ШИЗО). В этом случае никто не объясняет за что, почему и на какой срок. Ах, так ты великий вор? Никаких проблем! Значит должен «отвечать за базар» со всеми вытекающими. А вытекающие просты: ты должен стоять за воровские принципы до конца и терпеть за веру. Дважды в день его «убивали» дубиналами, причем местные садисты это делали с особым усердием. На третьи сутки побоев и «шизовского» спецпитания он попросил вызвать оперативника. «Так ты по-прежнему вор?», спросил его опер. «Да какой там вор… Так, воришка…» Тут же он был отправлен в тихую камеру, где смог начать зализывать свои раны.
Но хватит о грустном. Собственно, традиций в тюрьме хоть отбавляй, хотя и их, говорят старожилы, основательно поубавилось. Начну со своих впечатлений в первые дни пребывания в этом «доме боли».
Если за вами не числилось каких-либо «боков» по тюрьме (а это на сто процентов возможно только в случае, если вы заехали прямо со свободы), если вы «со старта» не объявили себя «обиженным» или еще кем, если у вас «нормальная» статья (не маньяк, не насильник малолетних, не торговец наркотиками) и если ваш внешний вид откровенно не вызывает отвращения, сокамерники отнесутся к вам, по крайней мере поначалу, с благодушием. Ну, как же, тоже «в торбе», как и остальные! Думаю, что вы хоть однажды краем уха слышали, что уголовники пьют загадочный напиток из чая под названием «чифир». Мне тут же предложили «чифирнуть», но я, поблагодарив, отказался (кстати, не везде, но в некоторых хатах не любят слово «спасибо», предпочитая говорить «благодарю»). Как выяснилось позже, питье чифира в тюрьме и в зоне — один из самых серьезных и важных ритуалов. Итак, чифир в тюремных условиях приготавливается следующим способом: берут низкосортный чай — в основном азербайджанский или грузинский (иногда для запаха добавляют немного «индюхи», но чистый индийский чай заваривают крайне редко — горечь невыносимая), отмеряя его количество спичечными коробками («кораблями»). На литровый «тромбон» холодной воды обычно засыпают 3-4 корабля с горкой. Затем, если в камере есть кипятильник, его опускают в воду и доводят ее до кипения, внимательно следя за тем, чтобы варево не потекло через край. После первого «подъема» заварки кипятильник вынимают из розетки и ждут пока чифир успокоится, осядет. Потом его «поднимают» второй раз. Затем заваривающий берет второй «тромбон» и начинает «килешевать» чифир — переливать его из одной кружки в другую, таким способом перемешивая содержимое и немного его остужая. После чего он аккуратно сливает жидкость в один «тромбон», оставляя в другом остатки заварки («нифеля») — и чифир готов к употреблению.
Если в камере нет кипятильника или розетки, или чифир заваривают в условиях этапирования — на боксиках, в «столыпинском вагоне» или еще где — используют так называемые «факела». По большому счету, это все, что может гореть — пачки от сигарет, куски одежной ткани и т. п. «Тромбон» цепляют на ложку, обмотанную полотенцем, и процедура повторяется, как описано выше. Те, кто уже сидел не первый раз, говорят, что чифир на «факелах» вкуснее. Лично я особой разницы не почувствовал, разве только мороки с завариванием намного больше.
Совместное питье чифира — это акт особого доверия ко всем, кто приглашен в круг. Если вам предложили чифирнуть, это означает, что вам доверяют и уверенны, что с «прошлым» у вас все в порядке (имеется в виду по тюремной жизни). «Тромбон» запускается по кругу и каждый делает по два маленьких глотка, когда до него доходит очередь. Запрещено чифирить с «опущенными», «обиженными», «петухами», теми, кто попал «в непонятку», но по нему братва еще не приняла решение. В принципе, если вы наотрез откажитесь пить чифир, ничего страшного не произойдет. Немного поподкалывают вас, типа, «Что, с прошлым не все в порядке?» или «Что, с мужиками попить чая впадлу?», что, скорее всего, отражает легкое беспокойство за свою собственную репутацию: а вдруг что-то с ним и вправду не так? Дело в том, что от «обиженного» можно «законтачиться», т. е. серьезно нарушить одно из тюремных табу и снова таки попасть «в непонятку» вплоть до объявления «обиженным» тебя самого. Но нет правил без исключений: если совместное питье чифира или «хаванье» за одним столом с «обиженным» произошло по незнанию (многие скрывают свое «прошлое», но это чревато очень большими неприятностями), это не считается «бочиной» и прощается.
Современный чифир — это обычный крепкий чай, который мы завариваем в заварнике, а затем в чашке разбавляем водой, но выпитый без сахара. Некоторые закусывают его кусочком рафинада или конфетой, но это нужно делать с великой осторожностью, потому что может «подмутить» — в организме происходит какая-то реакция, начинает бешено колотиться сердце, и вы выблевываете все содержимое желудка. Питье чифира дает ощутимый прилив сил и некоторое возбуждение, причем, даже в больших количествах, не напоминая эффекта, подобного наркотическому или алкогольному опьянению. Несмотря на то, что в чае содержится много витаминов, особенно необходимых в тюремных условиях, плохие стороны явно перевешивают: во-первых, он дико возбуждает аппетит, словно в момент сжирая все содержимое желудка; во-вторых, после длительного «сидения» на чифире возникает привыкание к нему, и при попытке «спрыгнуть» или отсутствии в камере чая у чифириста может несколько дней болеть голова. Именно поэтому старые каторжане так ревностно относятся к наличию в хате чая: они давно и плотно «сидят» на нем. Заваривать обычный («купеческий») чай можно только из «вторяков» — остатков заварки от чифира. Если в хате совсем плохо с чаем, остатки заваривают по два-три раза. Если же чая совсем не было, то «строгачи» варили «жженку»: в кружку насыпали обычный сахар, подпекали его на «факеле», а когда он превращался в кашицу бурого цвета, заливали его кипятком. Действительно, получившийся напиток тоже немного бодрил, как кофе, но все равно арестанты отдавали предпочтение чифиру.
Я не даром выше употребил фразу «современный чифир». Довелось мне сидеть с одним стариком, за плечами у которого было шесть ходок. Так он показал нам, что такое настоящий «колымский чифир». На пол-литровый «тромбон» он засыпал четыре корабля чая! После слива осталось треть кружки адского варева, которое никто из нас пить не смог. И он, довольный, за день потихоньку выпил все сам, каждый раз рассказывая, как обмельчал нынче зэк.
Находясь в тюрьме, вы рано или поздно получите кличку («кликуху», «погоняло»). В подследственных камерах (есть еще «осужденки», «транзитки» и «рабочка») поначалу вас будут называть по имени, но, как только появится возможность, вам присвоят новое имя, зачастую настолько меткое и остроумное, что просто диву даешься. Чаще всего, конечно, «погоняло» возникает в виде мутации вашей фамилии. Если ее можно изменить «классическим» образом (например, Шева — от Шевченко, Крава — от Кравченко и т. п.), то вам не привыкать. Если ваша фамилия сложнее, то, соответственно, усложнится и ваша кличка. Она может стать отдаленно напоминающей фамилию или вообще ничего общего с ней не имеющей и связанной, например, с каким-либо вашим поступком. Парень, сидевший за ограбление ювелирного магазина, получил «погоняло» Ювелир. Группу, которую «крутили» за получение золота из отходов производства на заводе им. Шевченко, называли «золотыми». Одного за огромные ногти на ногах прозвали Орлом («птичьи» клички в тюрьме считаются оскорбительными). Меня в разных хатах тоже называли по-разному, но никогда это не было оскорбительно — Профессор (я ношу очки), Оптика. Но чаще всего молодежь называла просто по имени, и это в душе очень радовало: значит, особо я ничем не выделялся.
Ранее судимые подследственные сообщают свое «погоняло» сразу при заезде в хату. Если он известная в тюрьме личность, то это гарантирует ему законное уважение, если не очень — избавляет от разного рода мелких «непоняток». «Черные» — кавказцы, негры, арабы, и «желтые» — вьетнамцы, китайцы (да, да их тоже хватает в наших тюрьмах!), как правило, кличек не получают: их заковыристые имена уже представляют собой своеобразную кличку. Если имя ну уж очень труднопроизносимое, его упрощают или заменяют русским. Со мной сидел марокканец Рандуан, которому дали имя Дуня (в тюрьме женское имя могут дать только «петуху», для простого зэка это одно из самых смертельных оскорблений, но он ничего не понимал и не обижался). На зоне негра из Нигерии по имени Коллинз, сидевшему аж 8 лет за якобы групповое изнасилование нашей проститутки, работавшей на ментов, недолго думая «окрестили» Колей.
Если в камеру с «бывалыми» попадает молодой дурачок, собирающийся «по жизни» тусоваться в уголовном мире — «стремящийся», ему могут «рассказать», и обязать ради развлечения сокамерников пройти целую кучу разных испытаний, в том числе и получить тюремную «кликуху» старинным традиционным способом. Его вечером или ночью отправляют «на решку» (к окну, поближе к решетке) где он должен как можно громче прокричать: «Тюрьма, тюрьмуха, дай кликуху!» И кто-нибудь из других камер что-нибудь ляпнет. Вот это что-нибудь и становится его «погонялом».
Коль скоро я коснулся тюремных приколов, хотелось бы подробнее рассказать и об этом способе «убийства времени» одуревающих от скуки заключенных. Корни приколов и «проверок на вшивость» тянутся с давних каторжанских времен, а ныне — с «малолетки», на которой до сих пор все испытания новички проходят на полном серьезе. Начиная от жестоких избиений «на характер» и заканчивая отгадыванием разного рода загадок — все это часть вхождения в уголовную жизнь, экзамен, от которого зависит дальнейшая судьба маленького уголовника. Наверняка многие читали о полотенце, расстеленном у входа в камеру и тому подобных испытаниях, которые должен пройти вновь прибывший. Сейчас всего этого уже нет, но в камерах для малолеток на пятом корпусе и кое-где «на взросляке» в Харьковском СИЗО нечто подобное можно было наблюдать. На тройниках, ввиду совсем маленького жизненного пространства и невозможности, например, уйти подальше в другой конец камеры от надоевшей рожи, заключенные, чтобы не сойти с ума друг от друга, стараются найти себе занятие. Сделать это многим чрезвычайно трудно, а некоторым просто невозможно: ни читать толком, ни писать научиться им в свое время не дали, и отвлечь себя ничем, кроме как бесконечными разговорами о чем попало, они просто не умеют. И вдруг в хату заваливает «лошок», который попал сюда за какую-то мелочь и убедил себя, что теперь он должен приобщиться ко всему, что здесь происходит. Быстрая «пробивка» показывает, что он полный придурок и согласен пройти «курс молодого бойца». Старые каторжане довольно потирают руки: несколько дней будет над кем поприкалываться и время пролетит быстрее. Ему «садятся на ухо» — рассказывают, что да как, что положено, что нет, как себя нужно вести и т. п. (все это с серьезными лицами!), и, в частности, намекают, что настоящий бродяга должен пройти «прописку». И когда дурачок «кивает гривой» (соглашается), начинается экзамен. Чего только не напридумывали заключенные! Уверен, что я видел только малую толику всего арсенала «экзаменационных билетов». «Астроном»: «лошок» смотрит на звезды в трубу — рукав собственной куртки, а в это время с другой стороны в рукав заливают «тромбон» холодной воды, которая обливает незадачливого «астронома» с головы до пят. Почему-то это вызывает смех, хотя мне было искренне жаль этого «стремящегося». «Мотоциклист»: он присаживается на колени двух сокамерников, а под него ставят тазик с водой. «Давай, газуй!» Дурачок «газует» и делает вид, что едет на мотоцикле. И вдруг двое резко убирают колени и «лошок» шлепается задницей в тазик. Брызги, хохот — весело! Но самым опасным в этих экзаменах могут быть загадки и очень каверзные вопросы, на которые нужно грамотно ответить или так же грамотно от ответов уйти. Загадки типа «Сколько болтов в двери камеры?» или «Сколько дырок в оконной решетке?» — это самое безобидное. Но, если испытуемый «поведется» и согласится, например, поцеловать парашу — ему конец. Очень опасны разговоры, связанные с интимной жизнью. Вот тут нужно очень следить за языком. Не дай Бог узнают, что ты трогал свою девушку за половые органы руками или целовал ее еще куда-нибудь, кроме губ (кстати, зэки с большим количеством отсидок рассказывают, что «любую бабу в губы целовать в падлу», мол, неизвестно, что она в этих губах держала…) Это очень серьезная «бочина», и вам моментально запретят со всеми есть, переложат спать «на пальму» (на верхнюю нару) или под нару, и могут начать склонять к гомосексуальной связи, аргументируя это тем, что вы «в непонятке» и все равно по тюрьме теперь у вас дорога одна — в «обиженку» (специально выделенная для «обиженных» камера). Запомните: отмыться вы уже не сможете НИКОГДА, пока вы находитесь в тюремных стенах. Крест этот вам придется нести и на зоне.
Человек с мозгами, над которым решат посмеяться вышеописанным способом, всегда может «съехать с базара», тактично отказавшись от этого бреда, но при этом никого не оскорбив. Как это сделать — нужно смотреть по обстановке, здесь рецептов нет. Старая поговорка «Язык мой — враг мой» в тюрьме особо актуальна.
Кстати, это касается и разговоров о том, как вы «стояли по свободе». Хвастовство о богатстве и положении может стать «наводкой» на ваш дом. Внимательные зэки через ездящих на суд могут сообщить своим друганам на свободу ваш адрес. Так было у одного моего сокамерника, ляпнувшего где-то на «общаке», что все наворованное оставил жене и теперь их дом — полная чаша. Через пару недель к ней наведались двое громил, которые, представившись оперативниками с вопросами по ее мужу, вломились в дом, сильно ее избили и ограбили квартиру. Когда он узнал об этом и догадался, что это было сделано с его невольной подачи, он в отчаянии рвал на себе волосы.
Собственный досуг в тюрьме — вещь сложная, требующая четкой организации и даже некоторого планирования. Я постоянно что-то писал, рисовал, учил английский язык — иначе можно было сойти с ума. Очень помогал телевизор. Смотрели практически все, но новостей и разного рода криминальных программ ждали с каким-то особенным нетерпением. Может, сознание того, что жизнь все равно идет, несмотря на то, что ты в этих застенках, добавляло некоторый оптимизм? Однако лафа могла закончиться в любой момент: тот, кому со свободы «загоняли» телевизор, по тюремным меркам представлял собой большую ценность, и бывало, что камеры, где не было телевизора, попросту перекупали этого заключенного, договорившись за определенную мзду с операми. И когда владельца вместе с «ящиком» переводили в другую камеру, это была трагедия для всех. Вопрос о заезде в камеру другого подследственного с «ящиком» обычно решал подсадной: он с опером был на «короткой ноге». И чем качественнее шел от него поток информации, тем «зажиточнее» жила камера.
В тюрьме в личном пользовании можно было иметь шахматы, шашки, домино, нарды. Строжайше запрещены были карты, хотя с не меньшим азартом и «под интерес» заключенные рубились, например, в шашки. При желании азартную игру можно устроить хоть из того, кто дальше и точнее плюнет, и тюремное начальство прекрасно об этом знало. Но есть незыблемые правила, которые нарушать никому не было позволено. И все равно колоду карт («стос», «библию») из чего-нибудь изготавливали. В нашей камере я делал ее из пачек от «Примы». Это было не Бог весть что, но ночью можно было завеситься полотенцем от «глазка» и немного раскинуть деберц.
Но самая популярная игра в тюрьме, которая ушла далеко в отрыв от всех остальных, — это нарды. Я умел играть в «длинные» и немного в «короткие», но, впервые посмотрев, как играют настоящие профи, я понял, что не умею играть в нарды вообще. В тюрьме в основном играют в «короткие» нарды, дающие возможность игрокам в наибольшей степени раскрыть свое умение и знание игры, шанс рискнуть и эффектно победить. В нарды играют с помощью пары кубиков («зары», как их называют на Востоке, откуда и пришла эта игра), а значит можно играть и в одну из азартнейших игр в мире— «кости». Поэтому чья-то идея запрета на карточные игры и разрешения нард все же остается для меня загадкой.
Неважно в какую игру вас в конце концов уговорили сыграть, но именно здесь и лежат еще одни грабли, на которые новички, а также самоуверенные и азартные люди наступают с завидной регулярностью на радость старым каторжанам. Есть такое понятие «присадить на игру», которое обозначает вовлечь, заставить кого-то начать играть «под интерес», т. е. на что-то. На «тройниках» серьезная игра «под интерес» — явление довольно редкое. Это связано с проблемами последующего получения долга или наказания должника в случае неуплаты им по счету. Оперская работа на «тройниках» поставлена все же лучше, чем на «общаке», и малейший скандал в камере может привести к тому, что сокамерников без долгих разбирательств просто разбросают, т. е. переведут в разные камеры. В общих же камерах, где разного рода разборки бывают намного чаще, не так жестко пресекаются и являются скорее правилом, чем исключением, несостоятельного должника могут жестоко избить и даже «опустить». Поэтому, если вы все же не можете удержаться от игры, нужно придерживаться главного правила: никогда не играть «под интерес», и не играть вообще с незнакомым вам человеком. У нас в камере от скуки сутками резались в нарды, домино но все, с кем я играл, были или такие же как и я «по первой ходке», или те, с кем я сидел уже долго, и кто не вызывал у меня подозрений. Дело в том, что даже если вы начали игру «на просто так», это не означает, что вас не могут «запутать» и «развести». Пример. Вас пригласили поиграть (любой предлог — «А слабо?», «Умеешь — садись!», «Да не бойся, мы не «под интерес», просто «зары» покидаем» и т. п.), и вы согласились. Обязательно за игрой наблюдают несколько человек. Когда вы проигрываете, выигравший объявляет, что вы ему должны, ну пусть, десять пачек сигарет. Вы ничего не понимаете, он начинает крик, обращается к наблюдавшим («очевидцам», не в коем случае ни «свидетелям», за это можно получить в голову!), которые совершенно неожиданно для вас в один голос подтверждают, что такой уговор был. Вам ничего не остается делать, как «кроиться», то есть рассчитываться. А потом они делят ваши кровные сигареты между собой. Такой «развод» не очень приветствуется в уголовном мире и применяется исключительно к новичкам, которые «зажали» что-то и не хотят ни с кем делиться. Однако я видел это не раз.
Еще один вариант — игра на приседания. В тюрьме очень слабеешь, мышцы без работы совершенно теряют выносливость, и присесть несколько десятков раз не только проблематично, но еще и очень болезненно. И опытный игрок об этом прекрасно знает. Я однажды сдуру проиграл пятьдесят приседаний (первый и последний раз!), а рассчитаться нужно было за один присест. Я таки сделал это, но потом долго с трудом мог слезать с нары и выходить на прогулки. А некоторые проигрывали по две сотни приседаний, и им предлагали «раскроиться» любым другим тюремным эквивалентом. Хорошо, если у них было чем…
Другой пример. Вы — азартный человек и уже достаточно долго (по вашим понятиям) «плаваете по тюрьме». А в нарды (карты, шашки-шахматы, кости и т. п.) вообще играете с пеленок, о чем, на свою голову, гордо сообщаете окружающим. С этого момента (если вы хоть что-то из себя представляете с точки зрения поживы), вас начинают «укатывать» сыграть «под интерес», причем настолько профессионально нажимают на ваши честолюбивые «кнопочки», что вы соглашаетесь с решимостью «порвать его, как Бобик тряпку». Особенно легко попадались на это «звери» — кавказцы, которые имели полное право считать себя сильными игроками. Но куда там им до нашего зэка… Серьезная игра «под интерес» никогда не идет с одной партии, обязательно договариваются о серии, а потом проигравший еще имеет право на отыгрыш. Снова за вами следят несколько пар глаз, чтобы при любом раскладе были очевидцы. Вы бодренько начинаете игру, и выигрываете «со старта» несколько партий. Да, чуть не забыл: на кону обычно лежит то, что в данный момент необходимо будущему победителю — от сигарет и чая до одежды и телевизора. Наличие ставок проверяется перед игрой, хотя могут и поверить на слово, но потом, в случае проигрыша и отсутствия поставленного на кон, может прийтись туговато… Могут занять, например, несколько пачек сигарет, чтобы было что поставить («Потом отдашь…»), — и все, вы «в торбе». Так вот, игра идет пока в вашу пользу и вы, воодушевленный победами, соглашаетесь на предложение подъема ставок — стандартные шулерские приемы. И вдруг вашему противнику начинает «переть», и вы не понимаете в чем дело! Оставшись без штанов, проигравшись в пух и прах, но получив весьма показательный урок (хорошо, если вы смогли «раскроиться» и лишились только передачи, с огромным трудом собранной вашими близкими!), вы теперь будете осторожней с игрой в тюрьме. В то время там был популярным такой анекдот. Сын из тюрьмы пишет матери письмо в деревню: «Делать тут нечего, скучно. Иногда играем в карты, в нарды. Кстати, мама, наш теленочек, что у нас в сарае, уже не наш…»
Для некоторых из заключенных со стажем игра — это единственный способ не умереть с голоду на тюремной баланде.
Прожив достаточно долгое время в СИЗО, я вдруг отметил для себя одну странность: очень многие «невыносимые» в психологическом плане условия заключенные создают себе сами. Всегда находится один-два урода, которые пытаются разрядить свое нервное напряжение на сокамерниках. Когда в камеру заезжает арестант с парой судимостей и претендует на главенство, настаивая на жизни «по понятиям» — это настоящее бедствие для ее обитателей, особенно если они впервые под следствием. Конечно, в хате и до него соблюдались неписаные тюремные законы, но те, которые были приемлемы ее обитателям и не доходящие до откровенного маразма. Ну зачем нам, например, «малолетская» бредятина типа «сало-масло — западло, колбаса на член похожа» и тому подобное? Нет, бывало, затащит такой «бродяга» с собой груз идиотских «понятий», которых он набрался еще в молодости, и начинается сплошной головняк. «А вы как хотели? В тюрьме все-таки, не на курорте — привыкайте. Да и чтоб жизнь вам малиной не казалась!» — радостно отвечает он на наши удивленные вопросы. Да и так, блин, тошно без всего этого дерьма! Какая тут может быть жизнь, какая малина? Сразу возникает ощущение, что все это — чистой воды «мусорская постанова», что, в сущности, так и есть. У многих, особенно попавших сюда впервые, глубокая психологическая депрессия от всего этого только углубляется, но большинству на это наплевать.
В конце концов любому здравомыслящему человеку становится ясно «откуда растут ноги» у проблемы психологической адаптации в уголовной среде тех, кто впервые совершил преступление. Да, уважаемые, это снова Система и ее злые гении. Весь современный уголовный мир существует с ее позволения, по ее сценарию, полностью ею контролируется и неразрывно с ней связан. Достаточно внимательно приглядеться, чтобы понять, что от ее зорких глаз и чуткого уха не ускользает ни одна попытка заключенных изменить что-то к лучшему, как-то облегчить свою участь — это моментально пресекается, и все немедленно возвращается на круги своя.
|