ПЕДАГОГИЧЕСКИАЯ ПОЭМКА
(тетрадь, забытая в самолете)

25 июня. Проводил собрание студентов, отъезжающих на сборы. По списку - 104 человека. Пришли все, причем, трое сверх комплекта привели девушек, а студент Гитлевич прибыл с мамой. Девушки хорошенькие, у нас такие не водятся, наверное, сманили из соседней академии Народного хозяйства. Описывать маму студента Гитлевича не поднимается рука. Девушек прогнал, мамаша Гитлевич, ясное дело, осталась.
Рассказывал о сборах, много пугал. Испугалась только мадам Гитлевич, собирается ехать в войска вместе с ребенком. С трудом пресек.
- Та-а-к.... От кого опять лепесток на всю аудиторию?! Студент Ткаченко, встать! Почему - «Не могу»? Что - «Стул падает»? Держите его, чтобы не падал! Кто сказал: «А у него жидкий?!»
Так, граждане и старушки, за употребление в войсках буду карать по всей строгости.
А не волнует.
Не влияет.
И пиво тоже.
Еще вопросы? Свободны.

30 июня. Построение на вокзале. Ефрейторский зазор - 2 часа до отхода поезда. Проверял документы. Ясное дело, двое забыли дома приписные свидетельства, а один - паспорт. Старый подполковник - предусмотрительный подполковник! Ну, чего глазами хлопаем? Такси в зубы - и поросячьим галопом вперед за документами. Может, успеете.
Не прибыл студент Гитлевич. Позвонил ему по сотовому, оказалось, он перепутал вокзал и уже час с мамой ждет нас на Казанском. (Как же мне не сбиться, и не назвать этого гада Гитлеревичем, а? Гитлевич. Гитлевич.... Гитлере... Тьфу, бля!)
С нами едут два абсолютно одинаковых корейца Ро и Ли. Как же мы будем их различать? Придется бирковать. Интересно, а есть корейская филия Пи?
Бомжи попытались украсть рюкзак. Рюкзак отняли. Выяснилось, что в этом рюкзаке была водка. Вот это чутье! Бомжей бить не стали - у всех чистая обувь и хорошее настроение.
PS: По приезде в часть - проверить вещи, водку - отнять.
Объявили посадку. Проводник, увидев мое войско, посинел лицом, рванул на себе китель и пригрозил милицией «в случае чего». Не испугались. Приказал командиру взвода в пути наладить отношение с поездной бригадой.
По отбою пошел по вагонам. Взводный доложил, что контакт с проводником налажен. Похоже, приказ выполнен на совесть. Проводник лежит в своем купе, плачет, хочет сойти с нами, но встать не может. Я пообещал, что на будущий год мы поедем только в его вагоне. Вроде успокоился, только шмыгает носом. При каждом шмыге купе заполняется могучим перегарным духом. Приказал дневальным следить, чтобы это чмо не выпало из поезда.

1 июля. Прибыли. Нас не встречают, хотя должны. Звоню в полк. Вы когда-нибудь пробовали по сотовому звонить на ручной коммутатор? Извращенцам настоятельно рекомендую.
Оказалось, в городе две железнодорожные станции. Мы сошли на первой, машины, ясное дело, ждут нас на второй. Ругался.
Объявил построение. За спиной что-то упало. Думал, уронили рюкзак, оказалось - упал в обморок студент Ткаченко. Рухнул как спиленный телеграфный столб. Какой-то, бля, Гиппократ-недоучка из числа студентов проявил инициативу: чтобы павший не откусил себе язык, сунул ему в рот шариковую ручку. Ткаченко ее тут же перегрыз, теперь исходит синей пеной. Прибежала вокзальная фельдшерица. Увидев Ткаченко, пускающего красивые синие пузыри, наладилась завалиться в обморок рядом. Фельдшерицу прогнал, вызвал «Скорую», ругался. Пока «Скорая» ехала, этого чернильного вампира оттерли. Только в уголке рта осталась синяя струйка.
Врачи «Скорой», не обращая внимание, что у клиента голубая кровь, сноровисто привели его в чувство. Диагноз - эпилепсия.
- Какая эпилепсия, товарищ подполковник?! - обретя дар речи, удивился Ткаченко и выплюнул на асфальт остатки ручки. - Немножко поотмечали сессию, а вы сказали, что в поезде нельзя, вот организм и не выдержал алкогольного голодания... А можно мне пива?
Жестом ответил, что нельзя.
Пришли машины.

2 июля. Первый раз отвел войско в столовую. Студент Аверьянов возмутился: типа, из такой посуды у него даже собака жрать не будет. Объяснил, что месяц питаться печеньем из чайной ему будет затруднительно.
В первом взводе дружно ржут - одному воину досталась миска с просечкой на бортике. Оказывается, так на зонах метят посуду «петухов». Воина поздравляют, обнимают и гладят по голове.
Ходил к зав. столовой. Выбил новую посуду, пообещав взамен подсобить людьми.
Оборудовали лагерь. В первый раз палатки ставили по указанию НШ полка, второй - по команде дивизионного начальства. Потом пришел старшина и переставил все по-своему. Так и осталось.
Строили сортир. По-моему, сооружение выходит шатким, кто-то обязательно провалится. Педагогическое чутье меня не подвело: пробуя прочность настила, провалился студент Гитлевич. Хорошо, что объект еще не был сдан в эксплуатацию.
Получали форму одежды. Боялся, что будут проблемы со студентом Легостаевым: двухметровый толстяк - вызов военным стандартам. Пообещал, что месяц будет хоть в ОЗК с нашитыми погонами. Зашли на вещевой склад и обнаружили прапора точно такого же калибра, только цвет лица другой.
Увидал Легостаева, откинул прилавок и заорал: «Братан, заходи!»
Одной проблемой меньше.
До ужина занимались подгонкой обмундирования. Студент Янов сшил две штанины вместе, а студент Хороших ушил бриджи так, что они стали похожи на трико. Гениталии студента Хороших вызывающе выпирают, как у солиста Большого театра.
Чтобы не оскорб##ть общественную нравственность, приказал расшиться. Студент Хороших попытался вступить в эстетическую дискуссию. Приказал ему присесть. Бриджи с характерным треском лопнули. Держатся на поясном ремне. Дискуссия заглохла.

3 июля. Проводил беседу полковой врач. Занятие начал резко: «Товарищи курсанты, в лечении венерических заболеваний главное - своевременное обращение к врачу!» Аудитория помертвела.
Дошло до вопросов. Классический ботаник студент Певзнер спросил, знакомо ли доктору понятие утренней эрекции? Доктор ответил утвердительно. Тогда, не унимался Певзнер, чем доктор может объяснить тот факт, что его, Певзнера, утренняя эрекция не посещает уже третий день? Доктор под дружное ржание коллектива пояснил, что умный организм на время отключил эту опцию, чтобы она не мешала исполнению обязанностей курсанта.
5 июля. Сегодня студентами был растлен старшина роты.
Старшина курил исключительно «Приму», смачно отплевываясь. Студенты договорились, и каждым утром, когда он заходил в курилку, к нему со всех сторон тянулись руки с пачками «Мальборо», «Кента», «Винстона» и прочей буржуйской курятины. Два дня старшина дегустировал, но на третий в ответ на предложения покурить ментолового «Салэма», задрал ногу, как барбос, собирающийся осквернить дерево, торжественно выволок из кармана бриджей пачку «Кэмел» и до окончания сбора курил только их.
Вообще, старший прапорщик Малыченко - уникум. Когда он инструктирует суточный наряд, я ухожу из расположения, чтобы не подрывать его авторитет ржанием. Старшина говорит на смеси русского, украинского и, кажется, белорусского языков, каждым из которых он владеет не вполне. В его речи постоянно мелькают «кабуры», «тубаретки», «резетки» и прочие таинственные предметы военного обихода. Ударения в иностранных словах он ставит настолько своеобразно, что часто не удается понять, о чем, собственно, идет речь.
Нахальные студенты как-то поинтересовались, а в чем разница между табуретом и тубареткой?
Старшина, закаленный многолетней работой с личным составом, нашел ответ практически мгновенно. Различие, оказывается, состоит в том, что у табурета есть дырка в сидении для переноски, а у тубаретки - нет. Потрясенные студенты отстали.
6 июля. Сегодня были стрельбы. Старшина спросил, сколько брать патронов. Я решил пошутить и сказал, что трех цинков, наверное, хватит. Старшина шутку оценил и приволок три цинка. Сдать назад нельзя, патроны под списание. Придется расстреливать. Удавлю!
Студент Гитлевич из первый смены стреляющих точным выстрелом перебил трос, на котором висят мишени. Начальник стрельб - комендант гарнизона - сказал, что это первый случай за четыре года, хотя многие старались попасть специально. Гитлевич говорит, что не нарочно. Верю. Больше в мишень он не попал ни разу. Собственно, попаданий вообще было немного.
Студент Хороших из хулиганских побуждений засунул палец в гнездо для пенала с принадлежностями. Хорошо, что палец. Пришлось откручивать винты и снимать накладку на приклад.
Студенты утверждают, что у автоматов сбит прицел. Старшина взял первый попавшийся автомат и приказал повесить новую мишень. Стрелял с колена. После того, как мишень принесли обратно, студенты затихли: «яблочко» разодрано в клочья. Оказывается, старшина в Афгане служил в ПСС.
Просят пострелять меня. Непедагогично, но отказываться тоже неудобно. Выпустил магазин. Ладно, с моими «-5» получилось ничего.
Собираем гильзы. Один студент нашел гильзу от «Шилки», предлагал отдать за 10 автоматных. Гильзу отобрал, сказав, что она секретная. Сделаю из нее подсвечник: очень удобно, донце тяжелое и диаметр как раз под декоративную свечу.

10 июля. Распределял студентов на работы. Чувствовал себя плантатором. Тех, кто еще помнит, для чего первоначально предназначался паяльник, отдал в ТЭЧ. Программеры ушли в штаб и на объективный контроль. Прикладных математиков, как не способных к созидательному труду, пристроил к кухне.
Приходила заведующая столовой. Жаловалась. Оказывается, прикладных математиков отправили собирать бруснику для летной столовой. Собрали по стакану, остальное пожрали. В оставшееся время играли в преферанс на бруснику. Перекинул математиков на стоянки, выщипывать траву между стыками плит. Студента Гитлевича, впрочем, она попросила оставить. Я не против, студент Гитлевич, кажется - тоже.

12 июля. После развода на занятия ко мне подошел студент Аверьянов и интимно доложил, что при мочеиспускании испытывает проблемы, несовместимые с учебным процессом и просит разрешения убыть в санчасть. Пошел с ним.
Вникнув в суть проблемы, дежурный врач предложил с трех раз угадать, с кем студент Аверьянов совершал, так сказать, соитие. Получив утвердительный ответ, угадал со второго.
Студент Аверьянов подавлен.

15 июля. Контрольный визит в санчасть. Аверьянов исцелен. После лечения на его щеках играет приятный румянец, исчезли прыщики на коже. Доктор объяснил, что это побочное действие антибиотиков.
Поймал себя на мысли, что теперь мне больше нравятся бледные люди. Неохотно подаю руку румяным.

18 июля. Чудовищно жарко. Над аэродромом повисло марево. Раскаленный воздух, подобно огромной пыльной подушке, давит к земле. Шерстяные брюки противно липнут к ногам, по спине течет. Еле дожил до вечера. Набрал в местном магазинчике пива, сколько смог унести. В гостиничном номере, лязгая зубами от жажды, открыл первую.
Из бутылки, как из огнетушителя, хлестнула пена. Отнес бутылку в раковину, где охлаждались остальные. Все пиво вышло пеной. Вторую открывал над раковиной. Пена. Пиво мутное, прокисло. Напился воды из-под крана. Стал думать, что делать. Вспомнил, что кто-то рассказывал: если поджечь веточку и бросить в старое пиво, оно очистится, а муть уйдет на дно. Породу дерева, конечно, не помню. Спустился во двор, наломал разных. Что мне жалко, что ли? Будем пробовать.
Поджигаю ветки, бросаю в пиво. Пиво шипит, пенится, в нем выпадают какие-то подозрительные хлопья, но оно остается мутным. Чувствую себя Менделеевым и Клапейроном в одном флаконе. Боюсь взрыва.
Запах в номере настолько сильный и странный, что в дверь постучалась дежурная по этажу. Долго объяснял, в чем дело. Дежурная посмотрела на меня, как на ребенка-инвалида, и сказала, что свежее пиво принято добывать из ее холодильника.
А-а-а!!! Бульк-бульк-бульк. А-а-а... Бульк-бульк-бульк.

Вечер окончился ливнем. Молнии бьют в степь, в небе полыхает ослепительным фотографическим светом. Мокрые ветки деревьев, как банные веники, хлещут по проводам, высекая снопы разноцветных искр, при этом свет в окнах домов заметно тускнеет.
Цветомузыка дождя.


(С) Кадет Биглер