Тренер
Пользователь
Вне Форума
Я люблю наш Форум!
Настрочил: 81
|
Любителям поэзии. Предлагаю открыть поэтическую тусовку. На серьезном уровне (без приколов и глубокомысленных дурачеств). Приглашаю к участию даже начинающих авторов, обещая им свое покровительство. Считаю, что мои одаренные земляки, живущие в городе с давними культурными традициями давно заслужили право иметь свой поэтический интернет-клуб. Тренер. Открываю тусовку подборкой своих стихотворений.
Осенний сон
Мне отвечает лето: «Нет… Я нынче к вам неблагосклонно, Не вам лугов блаженный цвет И смех цветочного бутона,
И легкий ветер теплых дней, И птичий гам лесных обрядов, И легкомыслие дождей, И мягкий выгиб зыбких радуг».
Мне отвечает осень: «Да… Я понимаю ваши муки. Для вас – усталая вода И остывающие звуки,
И отступающий перрон, И скрип весла, и звон трамвайный, И этот вальс «Осенний сон» - Минувших дней воспоминанье». 2002 г.
Неземное создание – женщина
Непростительно, опрометчиво Не болеть этой болью извечною, Глядя прямо в глаза, не протягивать Бледный ландыш с весенней проталины… Опрометчиво, непростительно Не понять твоих глаз вопросительных, Бесконечной любви не показывать И с твоим свое счастье не связывать… Словно тайна когда-то увиденная, Ты и в буднях совсем не обыденная. Ты нежна, ты легка и божественна, Неземное создание – женщина… 2003 г.
Встреча (сонет)
О, Боже мой, какою же ты стала… Я б не узнал на улице тебя… Я б не узнал, а ты меня узнала – Красивая, чужая, не моя.
Во мраке захолустного вокзала Возникла вдруг ты из небытия. А рядом мирно бабушка вязала И шумно гомонила ребятня.
Я помню, как по темному перрону Мы шли вдвоем к далекому вагону. Потом короткий трелистый гудок Мне ранил сердце неизбывной болью. И таял в снежной хмари городок С далекой, полудетскою любовью. 1996 г.
Гадание
Ну что же, давай я тебе по руке погадаю И в сеточке линий найду потаенную нить. А вдруг в самом деле все тайны твои отгадаю, В какие пока и себя не решаешься ты посвятить.
Милы и наивны твои ожидания чуда. И в чутком замахе задумчивы крылья бровей. А я машинально историю давнюю чью-то Пытаюсь представить историей жизни твоей.
За окнами солнце в бездонном безумии мая. Сейчас я шагну и в пространство окно растворю. Да, я тебе лгу, но с отчаяньем вдруг понимаю, Что сам уже верю во все, что тебе говорю. 2003 г.
Первая любовь
А мы сидели и молчали, Звенела лодочная цепь. И ни слезинки, ни печали В твоем задумчивом лице. По водной глади рябь рассвета Скользнула, и не знаю как В медовом захолустье лета Я осени увидел знак. Дремал увешанный плодами, Сад, и лился неясный гул. По листьям яблоки стекали И тихо падали в траву. …Я жду: сейчас ты тихо спросишь. И с удивленьем вижу я: В твоих глазах застыла осень Слезинкой летнего дождя. 1988 г.
Рисую дождь
Сначала я мазнул бы серым, Чуть-чуть добавив черноты, Чтоб показать в мазках несмелых Асфальт и мокрые кусты, И дом с печалью грустных окон, И грязью облитый кирпич, И у подъезда с мятым боком Доперестроечный «Москвич». Потом бы зелень сделал светлой, Чуть-чуть с желтинкой, показав Листву взъерошенную ветром, И буйную нечесань трав. Ну а потом, ловя движенье, Хмельной от ветреных надежд, Я б показал бегущих женщин В бесстыдстве липнущих одежд. И черный блеск зонтовых кружев С напругой спицевой внутри, И чертиками в блюдцах лужиц Хохочущие пузыри. Журчаньем, хлюпом, всхлипом, всплеском – Феерия взнесенных брызг! Как будто океан небесный Вдруг в одночасье рухнул вниз. И в довершение усилий Я б показал внутри дождя Мазками белыми на синем Мою желанную – тебя. 2003 г.
Ранимая душа
Не привыкай, ранимая душа, К чужим слезам и чьим-то потрясеньям. Не принимай дареного спасенья, Потухших слов уголья вороша. И не кому-то, а себе в вину Прими несовершенство жизни нашей И в тщетности забот купи-продажных Ее подешевевшую цену. Не привыкай, ранимая душа, К открыто беззастенчивому хамству, Не привечай глумливого упрямства И беспардонность медного гроша. Не дай, душа, поблажки сатане. Ни корыстию дел, ни словом бранным. И кровоточь незаживленной раной, Покуда ты еще жива во мне. 1998 г.
Серый голубь.
Укоризной откровенно-горькой И упреком вящему всему На карнизной балке – серый голубь, Чуть заметный в пыли и дыму. Бледной тенью в переплетах кровли, Призраком слезящегося дня Косит глазом наблюдатель скромный Лицедейств литейного огня. Тонут звуки в неумолчном гуле. Как же так? Зачем и почему Предпочел он воле звонких улиц Мутный мрак задымленных фрамуг? Может быть, хитер и осторожен, По своей природе не рисков, Он прельстился сытостию крошек От скупых рабочих «тормозков»? Может быть, гоним какой обидой, Обойдя недремлющее зло, Он укрылся, никому не видный, Где хоть дымно, но всегда тепло? Постоялец опаленной воли, Сонный пленник латанных сетей, Я не верю в то, что ты доволен Сытой безысходностью своей. Серой доле данные обеты Могут ли иметь какой-то вес, Если по ночам шальные ветры То и дело падают с небес.
Но во тьме беспутен и бесправен Бег по кругу огненных коней. И недвижен крест в оконной раме Над пространством медленных теней. 2002 г.
Прелюдия
Гневный шепот не достойнее Раболепия прилюдного. Бесталанная симфония, Одиозная прелюдия. Лицемерное витийствие И предвзятость истолковия… Вся история Российская – Гениальность бестолковия. Симбиоз какого общества Нам придумали мыслители? Без ума проектировщики И не лучше исполнители. Так и жить теперь нам маятно, Перед Западом заискивать? Вся беда: вождей хватает нам, Моисея нет российского. 1998 г. Приметы
Мороз – к зиме, а солнце – к лету. К ненастью – пляска комара. Ах, эти русские приметы – Наивно-милая игра. Прости языческую шалость, Ведь средь душевной кутерьмы О, господи, в нас все смешалось. Что не понять, так кто же мы? Кто мы: язычники? Баптисты? Смиренные ли во Христе? Буддисты или атеисты? А, может быть, и те, и те? В экстаз войдя по чье-то воле, Звездою вытравив орла, Кресты сшибали с колоколен, Свозили в печь колокола. Потом в пылу энтузиазма, Сходя с ума без катаклизм, На крест российско-буржуазный Распять втащили коммунизм. И сразу в тогах доброхотов, Распространителей добра, К нам зачастили странно что-то Священники из-за бугра. И сразу нам в одеждах пышных Со стен домов приветы шлют Марии Дэвисы и Кришны, И прочий им подобный люд. И сразу полчища шаманов, Завидную являя прыть, Вещая нам с телеэкранов, Повелевают, как нам жить. О, Русь, в неведеньи тревожном На перекрестке двух эпох Неужто ты сама не можешь Понять, кто твой единый Бог. Отходчивая и незлая, Скажи мне, Русь, куда идешь? За что тебе судьба такая И жизнь, которой ты живешь? Скажи мне, Русь…Но нет ответа. И на дома ложится тень. А это, как гласит примета: Наступит завтра новый день. 1994 г.
Ошибки
Вот говорят: «Ученье на ошибках Никто и никогда не отменял…», А для меня ошибка – это сшибка Взаимоисключающих начал.
Не верю, будто риск всегда оправдан, Что будто в отношениях людей Неотличимы правда с полуправдой Ошибочных теорий и идей.
Психоз святой ошибочности вечен. Без устали былое вороша, Лукавим мы, себе противореча, В определеньи «русская душа».
Страдалица, а может быть, везунья, Определит История сама: Счастливцы ль мы в деяньях от бездумья Иль нечестивцы в горе от ума. 1996 г.
Параллельные миры
Стылый наст шинкуют лыжи, И, от голода слепы, За спиною ветры лижут Одинокие следы. И, пустым боясь казаться, В белый мрак зовет, маня, Невесомое пространство Угасающего дня. Сине-белым, бело-черным Замороженным своим Дальним звоном тлеют четки Чуть колышимой хвои. Неужели было это: Как приснившийся кортеж – И безоблачное небо, И безудержность надежд? Почему и кем обижен И за что кому платя, Каждый шаг вонзаю лыжей В неизбывность бытия? Не опознаны потери, Не доказана вина… Много ль смысла в старой вере, Коль не вечная она? И пойди узнай границы Между стужей и весной… Вот и счастье – словно птица На кормушке подвесной. Жаль и больно, что отныне Я назад не поверну. Жаль – не жаль, а две прямые Не встречаются в одну. Где-то в вечности утерян Ключ космической игры. Явь и небыль. Свет и тени. Параллельные миры. 2001 г.
Замороженные цветы
Замерев, подобрав листы. Отраженьем больного света Возле дома осколки лета – Замороженные цветы.
Неестествен, стеклянно пьян Тихий звон разноцветных перьев. Отголоски немых истерик В изощренности икебан.
И красивость игривых поз, Словно след откровений смелых, И поземка по хрупким стрелам Белой накипью поздних рос.
У последней своей черты, В провидение веря свято, Запорошены, но не смяты Замороженные цветы.
Пусть они неуклюже лгут, Что для них не страшны метели. Я-то знаю, как им смертелен Талый воздух горячих губ. 2001 г.
Тополя
Как поживают наши тополя В зеленом гвалте звонких перламутров На улицах, по-летнему беспутных, Беспечным пухом весело пыля? Как можется неугомонным им В настырном притязаньи пришлых ветров К причудливой кокетливости веток – В соседстве с нашим бытом городским? Как терпится в хитросплетеньи дней В пристанище, обманутом богами, Где мрачно цедят сок скупые камни В настойчивые щупальца корней? О, как ты горько пахнешь, свежий лист. О, клейкость почек и стволов шершавость. О, вещая щемящая шуршалость И вечный неумолчный птичий свист. И глядя из окна на стройных вас, Вдруг ощутишь без признаков подвоха, Что все не так уж в этом мире плохо, Что твой еще не весь исчерпан шанс. 1998 г. Танцовщица
Скользит по кругу танцовщица: Подскок, пробежка, поворот. Как растревоженная птица, Взлететь готовая вот-вот. И руки выгнувши, как крылья, Над зеркалами пыльных плит Она без всякого усилья, Взмывая, в воздухе парит. Плетет узоры танцовщица Под звон веселых каблуков. Ее движения, как в спицах – Орнамент прожитых веков. Летят огня протуберанцы По кромкам взвихренных одежд, Не пряча в искрометном танце Самонадеянность надежд. Как наважденье – танцовщица. Ее смешливо-смелый взгляд Все снится ночью мне и снится Уже в которых снах подряд. И, глядя в шлейф немого света, Я ощущаю рядом с ним, Что жизни смысл, как танец этот, Недостижим, непостижим… 2002 г.
Весенний снег
Весенний снег – зимы последыш дерзкий Негаданно нежданно, как-то враз В беспамятстве каком-то полудетском Густою хлипью полетел на нас. Капризный и неистовый, и нервный, Задернув белым дальний окоем, Повадкою подчеркнуто манерной Он весь в себе в молчании своем. Весенний снег, зачем ты и откуда? Сквозь талый след – наплыв других следов. Неужто ты и впрямь поверил в чудо Возврата уходящих холодов? Участием, скажи, какого плана, Себя превозмогая на ветру, Ты угодил в безумие обмана И никому ненужную игру? Летишь, кружа, не признан и не понят В упрямом упоении своем. Не знаю, может, кто тебя и вспомнит, Хоть люди редко помнят о дурном. 1996 г.
|